Дело Кристофера - Страница 122

122

Картер вопросительно выгибает бровь.

— Ты можешь заставить меня забыть.

Я сокращаю между нами расстояние, медленно и опасливо тянусь к его губам, но он отстраняется.

— Адресом ошиблась, — язвительно сообщает Картер. — Меня, помнится, тебе было недостаточно, а Ашера — в самый раз. Хватит устраивать американские горки. Либо ты перевозишь вещи, въезжаешь и остаешься здесь, либо ищешь утешение в другом месте. Все поняла?

— С твоей стороны это бесчеловечно! — обиженно выпаливаю я.

— Уж с человечностью точно мимо.

Вот так, ничуть не любезно, мне указывают на выход.

Мне всегда казалось, что Керри рассказывала мне все, она была не из тех, кто любит скрываться. Но когда я пришла на ее похороны, выяснила, что не знаю даже половины ее знакомых. Я старательно вглядывалась в лица, пытаясь их вспомнить, но тщетно.

Присутствующие, однако, отвечали мне тем же. Естественно, рядом с Лайонелом стоит какая-то неизвестно откуда взявшаяся женщина… Наверное, спасло ситуацию лишь то, как тепло меня встретили родители Керри. Кстати, Шон с Селией присутствовали на церемонии. Я не знаю, откуда сестра Ашера узнала о месте и времени похорон, но приехала.

Все остальное, что я помню — даже не умиротворение на лице Керри и не изящную косу, в которую заплели ее волосы, а беспрестанный и надрывный плач Лайонела. Думала, что и сама буду реветь, но, видимо, меня так бесила его неспособность взять себя в руки, что я не проронила ни слезинки. Послушавшись Шона, я не стала брать детей. Это было самым мудрым поступком за всю мою жизнь. Я бы не хотела видеть своего отца в таком состоянии. Чем позже малыши поймут, что их папа никакой не герой — тем лучше. Со мной это случилось в двадцать шесть, и я ни капельки не жалею о безоблачном детстве.

После того, как все речи были сказаны, а приглашенные разъехались, я отвезла Лайонела в их с Керри дом и заставила собирать вещи. Я не отпущу детей до тех пор, пока не буду уверена, что горюющий папочка не оставит шрамов в их маленьких сердечках! А еще мы заехали в аптеку за успокоительным для Лайонела и снотворным для меня. Так было правильно.

А теперь я устраиваю Марион в ясли, записываю Джулиана в Сиднейскую летнюю школу, а для Кики нахожу няню. Лайонел же мотается между Сиднеем и Ньюкаслом. Устает, но притворяется, что все в норме. А я упорно игнорирую его синяки под глазами. Мы только за закрытыми дверями становимся собой. Я, например, достаю из-под подушки нашу с Керри фотографию и долго смотрю на нее. Это лучшая, самая бесподобная работа Пани. Ну или наша с Керри, как знать. Может быть идеальной ее сделали наши улыбки?

Время медленно-медленно ползет вперед. И то, что настает пора экзаменов — настоящее облегчение. Работать совершенно не хочется. Я делаю ровно достаточно, и у Картера есть все причины обвинять меня снова. Но если он хоть что-нибудь скажет, я его пошлю. Вместе с Бабочками, вместе со всем миром. Мне даже хочется это сделать, чтобы наказать себя за неправильную расстановку приоритетов. Безумно хочется закончить с экзаменами побыстрее и уйти в отпуск. Но, совершенно внезапно, когда на одном из них я вижу перед собой васильковые глазки Ребекки Йол, и эти прелестные розовые губки, которые несут полную чушь, во рту вдруг становится горько от желчи, а в душе поднимается прежде дремавшая кровожадность.

— Прости, что? — раздраженно переспрашиваю я в ответ на ее последнее утверждение. Она теряет дар речи, но мне и ни к чему этот повтор. Смерть Керри доказала мне лишь одно: если ты что-то давно мечтал сделать, нужно торопиться, а я мечтаю устроить экзекуцию Ребекке Йол, чем не отличный повод? — Какой бред! — С силой ударяю стопкой бумаги по столу. — А ничего, что это противоречит самой архитектуре компьютера…

Вскакиваю со стула, срываю с себя жакет, иду к доске, хватаю маркер и пускаюсь в настолько масштабные и глубокие объяснения, что студенты смотрят на меня как на сумасшедшую. А я не могу остановиться: пишу, пишу, пишу…

— Вы что, серьезно ничего из этого не знаете? — возмущенно спрашиваю я. — Я сейчас сюда ректора приглашу, и стопку документов на отчисление велю принести! — Маркер с грохотом приземляется на место. — Ты хоть что-нибудь поняла? — рычу я на Йол.

— Да, — шепчет она.

— Что ты поняла?! — С силой ударяю ладонями по столешнице. Девчонка уже сидит на самом краешке стула, еще миллиметр, и она рухнет на пол, но, видимо, ей нормально, главное — от меня подальше. — Ты ничего не поняла! И никогда не поймешь! Убирайся, к черту!

Она рваными спешными движениями собирает свои листы и конспекты и, собравшись с мужеством, все-таки почти шепотом спрашивает:

— Мне на пересдачу?

— Тебе удовлетворительно! — рявкаю я.

— Но я же…

— Ты не при чем! Просто видеть твои абсолютно пустые оленьи глазенки еще раз я просто не в состоянии. — После этого я не выдерживаю и буквально падаю на стул, закрывая лицо руками.

А Йол вскакивает и вылетает из аудитории, плевав на то, что сумка осталась здесь. Остальных я принимаю в состоянии полного анабиоза. И ни одной пересдачи не назначаю. Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое.

Но возмездие — штука такая, что ждать себя не заставляет. На следующий день сижу себе на кафедре, бумаги заполняю, как вдруг входит Картер.

— Что за шизофрения с Йол, которую весь университет обсуждает?

— Понятия не имею, о чем ты, — говорю я, продолжая вписывать цифры в графу.

— Доводишь студентов до того, что они часами рыдают в туалете?

— Я никого не довожу, просто она дура.

122