Дело Кристофера - Страница 137

137

— Я попросил принести два латте и два двойных эспрессо. Вы считать умеете? Что вам непонятно в цифре два? — желчно интересуется он.

— Простите, я… — начинает заикаться девушка за прилавком.

— Два латте я вижу, но эспрессо только один. Кстати, снимите крышку, чтобы я удостоверился, что он двойной, а то у вас то ли дислексия, то ли проблемы с арифметикой.

Девушка дрожащими руками начинает сдергивать пластиковую крышку, но та слишком долго не поддается.

— Секундочку, — полушепотом говорит она, а меня уже распирает хохот. Справившись со своей неразрешимой проблемой, бедная работница старбакса демонстрирует Картеру содержимое, а затем бросается готовить вторую порцию кофе. Но все ведь не настолько просто!

Только она протягивает поднос, Шон ее буквально добивает:

— И поесть что-нибудь.

— Что вы бы хотели? — в отчаянии спрашивает девушка.

— Что-нибудь, что вы не перепутаете. В размере двух — ровно двух — экземпляров.

Чтобы не расхохотаться, приходится уткнуться в телефон. Когда Картер приносит наш завтрак, весь старбакс выдыхает с облегчением.

— Сегодня же закажу кофемашину, — сообщает Шон.

— Да, закажи ее сегодня, — киваю я.

Манжеты мужской рубашки хорошо скрывают рану на запястье. Мои хуже, но я постаралась прикрыть следы ночного противостояния браслетом, хоть это и причиняет боль.

— Я не хочу, чтобы ты меня приковывал снова, — говорю я. — Обещаю не сбегать.

Некоторое время Картер подозрительно на меня смотрит. Не верит, что я действительно никуда не денусь. Наверное, я слишком часто спасалась позорным бегством, чтобы мне поверили. И все-таки он кивает, соглашается. Сначала я даже открываю рот, чтобы поблагодарить его, но вовремя себя останавливаю. Это лишнее. Мне теперь всегда придется помнить об ограничениях. Ему мои слова ни к чему, ни к чему.

Я не ошиблась. И на этот раз хочется добавить «к сожалению». Роберт Клегг человек чудесный… нет, Роберт Клегг просто невероятный человек, однако стоит при нем упомянуть имя «Шон Картер», и он превращается в полного придурка. Разумеется, слушок о моей маленькой смене компании разлетается по университету с такой скоростью, что жутко. Все, что связано с нашим ректором в мгновение ока становится хитом среди университетских сплетен, и потому я самая популярная персона в кампусе. Опять и снова. Вот как Роберт Клегг о нас узнал, а уж озвереть за то время, что шел на кафедру, успел.

— Ты совсем рехнулась? — орет он, с пинка распахивая дверь, и точно пышущий паровоз двигается на меня. — Опять спишь с Картером! — потрясает Роб кулаками.

Это было бы страшно, если бы не несколько «но». Роберту Клеггу чуть меньше сорока, но на висках уже очень даже интеллигентные залысины. Роста он среднего, а комплекции отнюдь не внушительной. Он профессор в средненьком, чистеньком костюме, на внушающего ужас боксера совсем не похож. Ничего удивительно, что я не впечатлилась и не испугалась.

— Это не твое дело. Кстати, доброе утро!

— Доброе?! Какое же оно, черти лысые, доброе?! — продолжает вопить Роб. У секретарши такой вид, будто ничего прекраснее она в жизни не видела. Сейчас по столу от счастья растечется. Еще бы, внезапно она обнаруживает, что характером злобной истерички наделена не одна. — Да, я понимаю, что был непростой год, я понимаю, что Ашер и Брюс не были идеальными, но, в отличие от Картера, ни один из них не сделал тебя инвалидом…

— Наверное, это потому что им было неинтересно даже это, — пожимаю я плечами.

Секретарша сейчас свалится со стула и начнет в экстазе дрыгать конечностями. Вид у нее до неприличия восторженный.

— Да, а Картеру нравится делать из тебя больного на всю голову монстра имени самого себя!

Стоооп! Что?!

— Хочешь сказать, что я такая же, как Шон? — выкрикиваю я.

— А что, тебя настолько пугает Шон, что ты не хочешь быть на него похожа? — ядовито интересуется Роб. — Удивительно здравая, знаешь ли, мысль, учитывая, что в прошлом ты примерно раз в несколько месяцев бралась за поиски нового жилья, потому что была не в состоянии его выносить! Если ты действительно собираешься жить и спать с этим выродком снова, по доброй воле и в трезвом уме, не вздумай приходить к нам к Мадлен жаловаться. Это был твой выбор, тратить на твои капризы нервы мы больше не станем.

— Отлично, Роб. Вот она — дружеская поддержка в лучшем ее проявлении. А я-то было надеялась на что-то типа «твоя жизнь, делай, что хочешь». А, кстати, все ведь верно! Моя жизнь, делаю что хочу. Не собираюсь ставить во главу угла тебя, и если для тебя обиды на Шона Картера важнее, чем я — скатертью дорожка.

— Ты совершаешь огромную ошибку, как ты не понимаешь?

— Все, что делаю в последний год, — уже одна большая, сплошная ошибка. Чего уж тут теперь-то бояться?

Однако, в чем-то Роберт Клегг и прав. После бурных выяснений отношений я вылетела с кафедры, проклиная всех на свете, но некой частичкой мозга понимала, что справедливость в словах друга есть. Если для кого Шон и изменился, то для меня, не для других. И я понятия не имею, что именно эти метаморфозы затронули. Да, он больше не орет на меня за каждый промах, но и ножки целовать не собирается. Доказательство? Саднящее запястье. Куда там, мы не дошли даже до откровенности. Я не сказала, как и почему вернулась, не сказала, что если он позволит, останусь насовсем, а он ни словом не обмолвился о том, на что в отношении меня рассчитывает. И это чувство двойственности отнюдь не пропадает. Только я заканчиваю лекцию у студентов, дверь распахивается, и в аудиторию врывается мой ненаглядный ректор.

137