Гостей на церемонии так мало, что они поместились на первых двух рядах лавочек. Нет ни строгой рассадки людей, ни правил поведения. Думаю, сегодня Селия Штофф оказалась в своем персональном аду. Закусываю щеки изнутри, чтобы не улыбнуться. Черт возьми, разве я не должна думать о возвышенном и прекрасном? Невесты должны быть счастливыми, эфемерными, а я рассуждаю про себя об одержимости Селии порядком. Конелл — все еще Конелл — соберись немедленно!
Наконец, решаюсь перевести взгляд на своего ректора. Немножко боюсь, совсем чуть-чуть, и это связано не с Шоном, а с воспоминаниями о том, как все сломалось в прошлый раз. Да, виноват в случившемся с Керри был не Ашер, и не свадьба с ним, но сердце считает иначе…
Однако, на этот раз никаких дурных предзнаменований нет и в помине. Шон выглядит отлично, что, вообще-то, ни разу не ново. Он всегда хорошо одет — должность обязывает, — и всегда так же невозмутим, как сейчас. Невозмутимость. Это совсем не то, что обычно невеста ждет от своего нареченного. Но меня она успокаивает. Если Шон уверен в том, что делает, — фигушки его свернешь с цели. Как мне было сказано? С его характером придется мириться, многое списывая на врожденные чудачества. Ну и ладно, в общем-то, и я не ожидала, что его сразит мой свадебный наряд. Не думаю, что доживу до тех времен, когда он скажет «классно выглядишь, Джо, это кружево ручной работы?».
Внезапно меня за руку начинают чуть-чуть тянуть, и приходится выплыть в реальность и начать реагировать на происходящее адекватно.
— Все, Джо, — шепчет папа, наклоняясь, чтобы меня приобнять. — Дальше ты одна.
Помни, мы с мамой тебя очень любим.
Итак, друзья мои, мы собрались здесь, чтобы доказать всем и каждому, что они были неправы. И зловредная разлучница Пани, и странным образом вбивший между нами клин Ашер, и Роберт Клегг, уверенный на все сто, что ничего иного, нежели журнальный столик, Картера и Конелл ожидать и не могло… Но вот мы здесь, перед алтарем. Он и я. Чтобы даль клятву уважать друг друга до конца своих дней, втайне ненавидя светлые волосы и привычку от нечего делать хвататься за бутылку, с трудом вынося истерические припадки, совместные перелеты и многое-многое другое. Легко не было и навряд ли когда-либо будет, но самое лучшее с неба и не падает. Стоит согласиться.
Как только эту мысль я доношу и до священника (ну, чуть более коротко и емко), Шон хватает меня за талию и жадно целует. Осталось только заставить присутствующих отвернуться, а то, ну, не целомудренно оно как-то. Наконец, когда этот поцелуй становится уже просто до неприличия долгим, и мой мозг на мгновение включается, я отстраняюсь и обнаруживаю, что на лицах гостей глупые-глупые улыбочки а-ля «теперь мы все-все про вас знаем»! Приходится сделать вид, что юбка ну уж очень длинная, и я только сейчас это заметила и очень заинтересовалась.
Ресторан выкуплен до самого вечера, а лично мне в такой компании находиться достаточно длительное время страшно. Я надеюсь, Шон не станет прятаться от моей мамы в туалете, и я смогу воспользоваться имв качестве щита от особо надоедливых.
Надо сказать, мне везет. Шон, наверное, решил, что если он отмучается сегодня, то до следующего рождества будет свободен. А вот фиг ему, я запланировала более частые встречи с родными, а уж чтобы мама от допроса отступилась… Ха, Картер, да ты пролетаешь! Она расспрашивает моего благоверного о семье до десятого колена, гастрономических увлечениях и хобби, которое, по ее мнению, у него быть просто обязано. Именно на последнем Картер не выдерживает:
— Я увлекаюсь компьютерами. И всем, что к этим компьютерам можно подключить. И всем, что в них можно запихать. А еще всем, куда с помощью компьютера можно долезть. — Мама аж икает от удивления.
— Но разве это не ваша работа?
— Она самая.
— Тогда это не хобби, — встает на защиту своей точки зрения мама.
— Всего лишь распространенное заблуждение, — вяло спорит Шон, надеясь, что она отстанет.
— Нет, чтобы развиваться разносторонне, человек должен иметь хобби.
— А еще загородный дом, белый забор, зеленый газон и улыбку в тридцать два зуба.
— Разумеется! — восклицает мама, возмущенная скептицизмом зятя.
— Но не выйдет.
— Нужно всего лишь приложить достаточно усилий…
— Как бы я ни старался, зуб, который я выбил, пока строил белый забор отцу, обратно не вырастет, и по вашему желанию изобилием бредовых увлечений я не обрасту.
У мамы отвисает челюсть, а папа уже начинает успокаивающе ее поглаживать по спине, лишь бы она не вступила в дальнейшую дискуссию. Будто это возможно.
— Ханна, может быть у вас могло бы быть общее занятие…
— Мам…
— О, у нас есть общие занятия и всегда были. Мы оба любим компьютеры, а трахаться так и вовсе обожаем. А теперь вы нас извините.
Семеня за Шоном в коридор, я разрываюсь от противоречивых эмоций. С одной стороны, кое-кто — хмырь и гад, тут даже не поспоришь, с другой, у мамы отсутствует инстинкт самосохранения. Я же предупреждала, что во мнениях они с Шоном не сойдутся, так нет же, эта упрямица решила проверить… А мне теперь, что делать?
В качестве компенсации морального ущерба мне удается сделать лишь одно — заставить Шона отмучиться положенное количество часов среди гостей. Думаю, это получилось всего лишь по одной причине: мама теперь к нему даже не приближается.
Еще бы, так вышло, что я никогда не знакомила родителей со своими приятелями. Пока мы жили в Миссисипи, я была слишком мала и влюблена в своего соседа, а когда уехали — не задерживались на одном месте достаточно долго, чтобы завести какие-либо серьезные отношения. Ну а переезды закончились в Сиднее, где я, собственно, осталась без родительского надзора вовсе. Да что уж там, даже Брюса папа и мама знали до того, как мы с ним начали встречаться. Иными словами, родным никогда не приходилось делать вид, что они не замечают, как школьный приятель гладит меня по коленке под обеденным столом или урывает поцелуй, пока ему показывают дом семейства Конелл. И вдруг кое-кто сообщает моей крайне впечатлительной мамочке, что, в общем-то, их доченьке на недостаток интима жаловаться не приходится! Ей определенно нужно переварить услышанное. Но, может, оно и к лучшему, по крайней мере, остаток мероприятия образцово ведут себя все. Вообще все.