Когда открывается дверь, и на кафедре появляется мой ночной кошмар в виде одного припадочного студента-итальянца, я в него готова кидаться и чесноком, и святой водой, и ладаном, и всем, что найду, лишь бы только не донимал мою несчастную голову своими академическими изысканиями.
— Я пришел защищаться, — жизнерадостно объявляет он, не обращая внимания на мой убийственный взгляд.
— Слушай, у меня выходной, а еще болит голова, давай сюда свои бумажки, я тебе даже контракт о передаче души подпишу, только сгинь.
— Не, тогда не надо. Если у тебя выходной, то что ты тут делаешь?
А вы думали, что я его припадочным для красного словца называю?
— Пишу проект для Бабочек. А раз и университет, и отряд чешуекрылых ныне принадлежат одному и тому же типу, все записанные за ним помещения я с чистой совестью могу занимать в любое время.
— Для Бабочек?!
Кажется, все, что следовало за этим словом, итальянец услышать даже не попытался.
— А можно посмотреть? Ну, пожалуйста! — начинает клянчить он.
И я бы его правда послала куда подальше, но у него есть то, что мне нужно: две ноги, посредством которых он добудет аспирин. И уже спустя пятнадцать минут у меня этого чудодейственного средства столько, что можно вылечить все больные головы мира, а за спиной сидит и пялится в код один восторженный мальчишка-энтузиаст.
Когда после своей первой и единственной пары на кафедру забредает Роберт Клегг, он начинает сходу начинает меня подкалывать:
— Как голова, Конелл? О, вижу ты приобрела… себя, — противно хмыкает он.
— Не начинай, Роб, — устало произношу я.
— Если бы у тебя было похмелье, я бы предложил тебе выпить, но у тебя никакое не похмелье, верно?
— Наверное, погода меняется, — охотно поддерживаю я игру. — Шел бы ты домой, Клегг.
У тебя там жена.
— А у тебя жених.
— Он на работе.
— Он у тебя круглосуточно что ли работает?
— Клегг, тебе чего? Если ты всерьез вознамерился меня перевоспитать, уверяю тебя, я уже не в том возрасте.
— А мне вот чего. Познакомь нас. Испеки свой фирменный лаймовый пирог и пригласи меня и Мадлен в гости.
— А это хорошая идея. Давайте прямо сегодня и устроим. Часиков в семь-восемь. Я за вами сама приеду, чтобы не пришлось нас искать.
Роб прав: Брюсу нужны друзья, может, это ему поможет чувствовать себя в Австралии чуточку лучше. И как я раньше не додумалась? Ну и какой из тебя доктор философии после этого, Джо?
— Договорились, — кивает он. А затем как-то хмурится. Я вопросительно выгибаю бровь, а он, распознав намек, закатывает глаза и признается: — Я видел вчера, как тебя Картер подбирал.
— Он показывал мне будущий офис Бабочек. А ты что подумал?
— О, — мигом тушуется Клегг. Разумеется, я не стану признаваться, насколько он был близок к правде. — И как он?
— Знаешь, чудесно. В хорошую погоду по утрам я выхожу на балкон и высовываюсь на опасное для жизни расстояние в попытке рассмотреть залив. Оттуда виден его крошечный кусочек. А Картер купил офис с полной панорамой Сиднея, неподалеку от залива и собирается выстроить стены кольцом, чтобы мы на виды не отвлекались. Для него мое любимое зрелище — всего лишь атрибут власти. Зато кабинет он выбрал с роскошным видом, вот только учитывая, что Картер это Картер, он ни разу и в окно-то не взглянет. Знаешь, жизнь — коварная стерва.
— А чего ты ждала? — хмыкает Клегг. — Может, Картер и не знает, что красивого в этом виде, но он прекрасно осведомлен о том, как пристало жить людям его круга, — пожимает плечами Роберт.
Мне безумно хочется броситься на защиту Шона, хотя умом я понимаю, что Клегг прав.
Может, его отношение ко мне и изменилось, но не сущность. Он никогда не видел красоты и не увидит. Эта мысль отрезвляет, и я освобождаю закушенную губу, потому что желание открыть рот и ляпнуть опасную глупость уже пропало.
Приход Роба и Мадлен меня так воодушевляет, что я забываю обо всех разногласиях с Брюсом и, пока пеку пирог, радостно рассказываю ему об этих изумительных людях. Он ведет себя значительно сдержаннее, но слушает. Неважно, я уверена, что Роберт ему понравится, чувство одиночества чуточку ослабеет, и можно будет постепенно, шаг за шагом, выстроить новую жизнь в новом месте и новом окружении. Все наладится, оно просто обязано.
— Эти люди так важны для тебя, — задумчиво замечает Брюс.
— Да. Роберт и Керри. Ближе у меня в Австралии никогда никого не было.
Он кивает, а мое сердце-предатель ждет вопроса о Шоне. Хотя бы вопроса. Но его не следует. А ведь я бы рассказала, лишний разок поубеждать себя в том, что Картер мне не пара, не повредило бы. В последнее время я подрастеряла аргументы.
— Мне бы хотелось, чтобы вы с Робертом поладили, — признаюсь я. — Это для меня тоже важно.
Он задумчиво смотрит на меня, затем кивает и отворачивается.
— Как твоя работа? — спрашиваю я, чтобы не молчать.
— Неплохо.
То же самое я слышала и вчера, и позавчера, и на прошлой неделе, когда он сказал, что уволился и нашел новое место. Объяснять мне ничего не стал — просто отчитался для галочки… Опускаю голову, прячу глаза.
— Знаешь, я обещала съездить за Клеггами. Это минут сорок, не больше.
— Жду, — кивает Брюс.
Как только вынимаю из духовки пирог, целую Брюса и ухожу. Мадлен встречает меня на пороге, домашняя и приветливая. Совсем такая, какой я ее помню, будто и не было двух лет разлуки. Я так погрязла в своих проблемах, что не нашла времени с ней встретиться, а она, разумеется, не стала настаивать. Как всегда, ведь это Мадлен. И мне немножко совестно, так как она обнимает меня точно потерянного ребенка. Разумеется, к визиту в гости к Джоанне она подготовилась. Мои угощения внезапно стали казаться такими скромными. Вспоминая стряпню Мадлен, я борюсь с желанием слопать все еще в дороге. Наверное, как только Клегг передал своей жене приглашение, она встала к плите и весь день трудилась, чтобы мне не пришлось думать, чем угощать гостей. Совестно, но спорить с ней бесполезно.